Основание и Империя [Академия и Империя] - Айзек Азимов

На третьей странице газеты Барр увидел то, что искал, и протянул газету Деверсу. Деверс читал медленно, с трудом справляясь с чужим лексиконом. Наконец он поднял глаза, в которых не было ни тени сомнения.

– Разве можно этому верить! – он гневно хлопнул по газете ладонью.

– В какой-то степени можно, – спокойно ответил Барр. – Вероятность того, что флот Фонда разгромлен полностью, очень мала. Я думаю, это не первое заявление подобного рода; оно весьма характерно для столицы мира, удаленной от театра военных действий, и означает, скорее всего, что Райоз выиграл еще одно сражение, что не является большой неожиданностью. Здесь сказано, что занят Локрис. Это, надо полагать, столичная планета королевства Локрис?

– Да, – угрюмо подтвердил Деверс, – точнее, того, что от него осталось. Оттуда нет и двадцати парсеков до Фонда. Док, нужно поторопиться.

Барр пожал плечами.

– На Транторе нельзя торопиться. Торопливые обычно попадают под дуло бластера.

– Сколько времени нам потребуется?

– Месяц, если повезет. Месяц плюс сто тысяч кредитов, и дай Галактика, чтобы хватило. И молитесь, чтобы Императору не пришло в голову отправиться на летние планеты: там он просителей вовсе не принимает.

– Но Фонд…

– …сумеет сам о себе позаботиться. Позвольте, пора обедать. Я хочу есть. А после я предлагаю прогуляться. Вряд ли у нас будет другая возможность увидеть Трантор или подобный ему мир.

Комиссар по делам бывших провинций, по-совиному близоруко вглядевшись в просителей, беспомощно развел толстыми ручками.

– Его Императорское Величество не расположен к аудиенциям, господа.

Не знаю даже, стоит ли передавать вашу просьбу моему начальнику. Его Императорское Величество за всю неделю никого не принял.

– Нас примет, – сказал Барр с подчеркнутой уверенностью, – если вы позволите нам изложить суть дела кому-нибудь из штата личного секретаря.

– Это невозможно! – патетически воскликнул комиссар. – Я рискую положением. Не могли бы вы хотя бы приблизительно объяснить мне, в чем дело. Поверьте, я рад помочь, но мне нужно что-то конкретное, что бы я мог представить своему шефу в качестве доказательства важности вашего дела.

– Мое дело можно доверить лишь человеку, осуществляющему высшее руководство империей, – мягко настаивал Барр, – иначе я не осмелился бы просить аудиенции у Его Императорского Величества. Прошу вас, попробуйте что-нибудь сделать. Если Его Императорское Величество придаст нашему делу то значение, на которое мы претендуем, – а я уверен, что так и случится – вы можете рассчитывать на ту степень признательности, которой заслуживает ваше участие в судьбе нашего дела.

– С удовольствием, но… – комиссар, не находя слов, вновь развел руками.

– Здесь есть определенный риск, – согласился Барр, – и он, несомненно заслуживает компенсации. Для нас большая честь обратиться к вам с просьбой, мы благодарны вам уже за то, что вы соблаговолили нас выслушать. И если вы позволите нам выразить благодарность…

Деверс нахмурился. За последний месяц он слышал эту речь, с незначительными вариациями, раз двадцать. За ней неизменно следовала передача из рук в руки сложенных бумажек. Обычно бумажки сразу исчезали, но сегодня события развернулись по-другому. Комиссар развернул их и пересчитал, разглядывая на свет.

Чиновник заговорил с новыми интонациями в голосе:

– Обеспечены собственностью личного секретаря? Хорошие деньги!

– Вернемся же к нашему вопросу, – напомнил Барр.

– Вернемся, только немного погодя, – перебил чиновник. – Я настоятельно прошу вас изложить мне суть вашего дела. Это новые деньги, и у вас их, по всей видимости, немало, так как до меня вы должны были неминуемо встретиться с целым рядом должностных лиц. Ну, так как?

– Не понимаю, на что вы намекаете, – сказал Барр.

– Хотя бы на то, что вы находитесь на планете чуть ли не нелегально. У вашего молчаливого спутника не в порядке документы. Он не является подданным Императора.

– Я это отрицаю.

– Ваше заявление – пустой звук, – прямо сказал комиссар. – Служащий, выписавший за сто кредитов фальшивые документы вашему спутнику, сознался в этом – под определенным давлением, – и нам известно о вас больше, чем вы думаете.

– Если вы хотите сказать, сир, что сумма, которую мы просим вас принять, не соответствует степени риска…

Комиссар улыбнулся.

– Что вы, она даже превышает степень риска, – он отложил деньги в сторону. – Император сам заинтересован в вас. Ведь именно вы, господа, были гостями генерала Райоза? И именно вы бежали из расположения его войск с поразительной, я бы сказал, легкостью? Вы владеете ценными бумагами, обеспеченными собственностью лорда Бродрига. Словом, вы – шпионы и убийцы, присланные… Говорите, кто заплатил вам и за что!

– Известно ли вам, – начал Барр с подчеркнутой вежливостью, – что мелкий комиссар не имеет права обвинять нас в преступлениях. Мы уходим.

– Вы не уйдете, – комиссар поднялся, близорукое выражение сошло с его лица, – вы либо ответите на мой вопрос сейчас, либо вам зададут его в другой, менее непринужденной обстановке. Я не комиссар, а лейтенант имперской полиции. Вы арестованы.

Держа в руке бластер, он улыбался.

– Сегодня арестованы и более важные птицы, чем вы. Мы разорим ваше воронье гнездо.

Деверс оскалился и тоже достал бластер. Лейтенант полиции, по-прежнему улыбаясь, нажал курок. Силовой луч молнией ударил Деверсу в грудь и рассыпался тысячей искр, натолкнувшись на его щит. Теперь выстрелил Деверс. Торс лейтенанта растворился в воздухе, и голова упала на пол. Она лежала и улыбалась, освещенная лучом солнца, который проникал в комнату сквозь отверстие, пробитое в стене выстрелом.

Они вышли черным ходом. Деверс скомандовал хриплым голосом:

– Скорее на корабль. Сейчас они поднимут тревогу, – он шепотом выругался. – В который раз все срывается! Не иначе, нам вредит галактический демон.

На улице у телевизоров сгущались толпы. Некогда было остановиться и послушать; долетали отдельные несвязные слова. Барр все же стащил где-то свежий номер «Новостей Империи».

Они прожгли крышу ангара и взлетели.

– Оторвемся? – спросил Барр.

За ними неслись десять кораблей дорожной полиции: они выбились из коридора и превысили скорость. Поднимались корабли секретной службы вдогонку кораблю, уносившему от расправы двух шпионов и убийц.

– Внимание! – сказал Деверс и провалился в гиперпространство, не успев подняться даже на две тысячи миль.

От резкого скачка в столь близком соседстве с планетой Барр потерял сознание, а Деверс чуть не задохнулся от боли, но космос вокруг был чист на много световых лет.

Деверс молча гордился своим кораблем, и, наконец, не выдержал:

– Во всей Империи нет корабля, который бы сравнился с моим!

И тут же горько добавил:

– Но нам некуда бежать, а драться с такими силами бессмысленно. Что же делать? Что нам делать?

Барр шевельнулся на своей кушетке. Воздействие скачка еще не прошло, все тело болело. Слабым голосом он сказал:

– Никому ничего не нужно делать. Все закончилось. Вот!

Он протянул торговцу номер «Новостей Империи» с красноречивыми заголовками.

– «Райоз и Бродриг арестованы», – прочел Деверс и уставился на Барра в недоумении. – Почему?

– Здесь ничего на этот счет не сказано, но какая разница? Война с Фондом закончилась, на Сайвенне поднялось восстание. Пока прочитайте газету, – совсем неверным голосом сказал старик, – а позже приземлимся в какой-нибудь провинции и расспросим людей. А сейчас, если вы не возражаете, я попробую заснуть.

Прыгая, как кузнечик, через гиперпространство, торговый корабль несся по Галактике к Фонду.

10. Война окончена

Латан Деверс испытывал смутное раздражение и отчетливый дискомфорт.

Он получил награду и с молчаливым стоицизмом выслушал положенные при этом дифирамбы. Теперь приличия требовали, чтобы он остался, а это означало, что нельзя будет громко зевнуть или положить ногу на соседний стул, как он привык в милом сердцу космосе.

Делегация Сайвенны, в которую Дьюсем Барр вошел в качестве почетного члена, подписала конвенцию, согласно которой Сайвенна перешла из-под политического господства Империи под экономическое влияние Фонда.

Пять имперских линейных кораблей, захваченных повстанцами, напавшими на армию Райоза с тыла, проходя над городом, салютовали Фонду.

Звон бокалов, этикет, светская болтовня…

Деверса кто-то окликнул. Это был Форелл. Торговец отдавал себе ясный отчет, что этот человек на дневной доход может купить сорок таких, как он; и вот, этот человек со снисходительным добродушием манит его пальцем.

Деверс вышел на балкон, в ночную прохладу, поклонился, как положено по этикету, пряча в бороде недобрую гримасу. Рядом с Фореллом стоял улыбающийся Барр.